Перевод с английского
Уничтожение армянской нации в 1915 г. вызвало определенные трудности, которых не было во время избиений, устраиваемых турками в 1895 г. и в другие годы. В тот ранний период армяне не располагали достаточной мощью или средствами сопротивления. В те дни армянам не разрешалось проходить военное обучение, служить в турецкой армии или носить оружие... В начале 1915 г. в каждом турецком городе были тысячи армян, которые прошли военное обучение в качестве солдат, имели ружья, пистолеты и другое оружие для самозащиты. События в Ване еще раз показали, что эти люди могут с успехом применять свое оружие... Для того, чтобы план уничтожения нации мог иметь успех, должны были быть предварительно сделаны два шага: необходимо было во всех крупных и небольших городах лишить всех армянских солдат средств защиты и изъять у них уже имевшееся оружие. Прежде чем уничтожить армян, нужно было их обезоружить.
В начале 1915 года армянские солдаты в турецкой армии получили новый статус. До этого времени большинство из них было строевиками, но теперь у них отобрали оружие, и они были превращены в рабочих. Эти бывшие солдаты теперь обнаружили, что вместо того, чтобы служить... в качестве артиллеристов и кавалеристов, они стали дорожными рабочими и вьючными животными.
На их спины наваливались поставки всех видов для армии, и, шатаясь от тяжести груза, подгоняемые плетками и штыками турок, они должны были, превозмогая усталость, с трудом тащиться в горы Кавказа. Иногда им, обремененным своей ношей, приходилось прокладывать свой путь через снег, который с головой закрывал их Фактически они были вынуждены все время быть на открытом воздухе и спать на голой земле, если их надсмотрщики, непрерывно будившие их уколами штыка, не лишали их этой возможности. Им давали только отбросы пищи; если они от слабости не могли подняться, то их оставляли там, где они лежали, а их турецкие притеснители задерживались, конечно, только для того, чтобы украсть принадлежащие им вещи — даже их одежду. Если кому-либо из отставших в пути солдат удавалось добраться до места назначения, то их не убивали только в редких случаях. Чаще всего армянских солдат убивали значительно раньше, ибо стало обычной практикой хладнокровно расстреливать их. Почти во всех случаях придерживались одной и той же процедуры. То здесь, то там собирали партии в 50—100 чел., связывали их вместе по 4 человека и затем уводили в уединенное место неподалеку от селения. Внезапно воздух сотрясался от звуков ружейных выстрелов, и турецкие солдаты, сопровождавшие их, вскоре возвращались в лагерь. Те, кого посылали хоронить трупы убитых, находили их почти всегда совершенно голыми, так как турки, как правило, снимали с них всю одежду. В некоторых известных мне случаях убийцы усугубляли страдания своих жертв тем, что заставляли их перед расстрелом рыть себе могилы.
Разрешите мне сослаться на один эпизод, который содержится в одном из докладов наших консулов и который теперь вошел в отчеты Государственного департамента США. В начале июля 2000 армянских «amele»— так турки называют солдат, которые были превращены в рабочих, — были направлены из Харберда на строительство дорог. Армяне, жители этого города, поняли, что это означает, и обратились к губернатору с просьбой пощадить солдат. Но этот чиновник заявил, что они могут не беспокоиться; он даже попросил германского миссионера г-на Эхеманна рассеять панику, дав ему честное слово, что бывшие солдаты будут иметь защиту. Господин Эхеманн поверил губернатору и рассеял опасения народа. Но в действительности все эти 2000 человек были убиты, а их тела брошены в пропасть. Убежало только несколько человек, и благодаря им весть об этой резне стала известна миру. Через несколько дней после этого в Диарбекир были отправлены еще 2000 солдат. Единственной целью отправки этих людей за пределы населенных пунктов было их убийство. Для того, чтобы у них не оставалось сил для сопротивления или для бегства, этих бедных людей подвергали систематическому голоду. Агенты правительства опережали эти партии, извещая курдов о том, что караван приближается, и приказывая им выполнить возложенную на них задачу... По всей Турецкой империи была сделана попытка планомерно истребить всех здоровых мужчин не только для того, чтобы уничтожить все мужское население, способное воспроизвести новое поколение армян, но также и для того, чтобы сделать более слабую часть населения легкой добычей.
Как бы ужасны ни были эти убийства безоружных солдат, они были гораздо милосерднее жестокого обращения с армянами, подозреваемыми в укрытии оружия. Естественно, что христиане были встревожены, когда в селениях и городах вывесили приказы с требованием сдать властям по месту жительства все имевшееся оружие. Хотя этот приказ и.распространялся на всех жителей, армяне прекрасно понимали, что может произойти, если они останутся безоружными в соседстве с мусульманами, которым разрешат оставить при себе оружие. Во многих случаях, однако, преследуемые гонениями люди послушно выполнили приказ, а затем турецкие власти почти радостно демонстрировали эти ружья как доказательство того, что готовилась «революция», и бросили свои жертвы в тюрьму по обвинению в государственной измене. Тысячи людей не смогли принести оружия просто потому, что у них его не было; в то же время еще большее число людей упорно отказалось сдать оружие не потому, что они замышляли бунт, а потому, что они намеревались защищать свою жизнь, а также честь своих жен от посягательств, которые, как им было известно, уже подготавливались. Описание наказаний, которым подверглись эти непокорные, составляет одну из наиболее отвратительных глав современной истории. Большинство из нас полагает, что пытка давно уже перестала быть административной или судебной мерой, но я не думаю, чтобы в самые мрачные эпохи наблюдались более ужасные сцены, чем те, которые теперь имели место во всей Турции. Для турецких жандармов не существовало ничего святого; под предлогом поисков спрятанного оружия они врывались в церкви, крайне пренебрежительно обращались с алтарями и священной утварью и даже устраивали пародийные церемонии с имитацией христианских таинств. Они избивали священников до бесчувствия, обвиняя их в том, что те являются зачинщиками мятежа. Когда жандармам не удавалось обнаружить оружие в церквах, они иногда вооружали епископов и священников ружьями, пистолетами и саблями, а затем предавали их военному суду якобы за незаконное хранение оружия, причем они в таком виде водили этих людей по улицам с явной целью вызвать фанатический гнев толпы. С женщинами жандармы обращались так же жестоко и непристойно, как и с мужчинами. Описываются случаи, когда женщин, обвиняемых в укрытии оружия, раздевали догола и били только что срезанными с дерева прутьями, причем этому наказанию подвергались даже беременные женщины. Эти поиски оружия так часто сопровождались надругательствами над женщинами, что армянские женщины и девушки при приближении жандармов обычно убегали в леса, прятались на холмах или в горных пещерах.
Как прелюдия к этим поискам, во всех селениях и городах подвергались аресту и заключались в тюрьму все здоровые мужчины. Их мучители проявляли дьявольскую изобретательность, пытаясь заставить свои жертвы объявить себя «революционерами» и указать место, где спрятано оружие. Обычно пленника помещали в комнату, где по обе стороны от него становилось по два турка. Истязания начинались с ударов по пяткам. Эта форма истязаний до сих пор была неизвестна на Востоке; она заключается в ударах тонким прутом по подошвам ног. Сначала боль незаметна, но так как процесс избиения методично продолжается, то боль переходит в ужаснейшее страдание, ступни распухают и горят, как от огня, и нередки случаи, когда после такой пытки их приходится ампутировать. Жандармы бьют свою жертву-армянина по пяткам до тех пор, пока он не потеряет сознание; затем, прыская водой в лицо, они при* водят его в чувство и снова продолжают пытку. Если им не удавалось таким образом заставить свою жертву сознаться, то они применяли другие многочисленные методы истязаний. Они выдергивали брови и бороду почти по одному волоску, выдергивали ногти, жгли грудь докрасна раскаленным железом, вырывали куски мяса раскаленными щипцами, а затем поливали раны горячим маслом. В некоторых случаях жандармы прибивали гвоздями руки и ноги к кускам дерева, очевидно, имитируя распятие Христа, и в то время, когда их жертвы корчились в муках агонии, они кричали им: «Пусть теперь твой Христос придет и поможет тебе».
Эти и другие жестокости, от описания которых я воздерживаюсь, обычно совершались в ночное время. Турки располагались вокруг тюрем, били в барабаны и свистели, чтобы до жителей селений не доходили вопли страдающих людей.
В тысячах случаев армяне выдерживали эти мучения и отказывались сдать свое оружие просто потому, что им нечего было сдавать. Однако они не могли убедить в этом своих мучителей. Поэтому для армян стало обычаем накануне обысков покупать оружие у своих соседей-турок с тем, чтобы сдать его властям и избежать таким образом этих страшных наказаний.
Однажды по поводу происходящего я имел беседу с одним ответственным чиновником-турком, который рассказал мне о применяемых пытках, Он не скрывал, что правительство одобряет их, и, как и все турки из правящего класса, сам горячо одобрял такое обращение с ненавистной ему нацией. Этот чиновник оказал, что все эти подробности пыток обсуждались на ночном заседании в штаб-квартире комитета «Единение и прогресс». Каждый новый метод причинения боли расценивается как превосходное открытие, и чиновники постоянно ломают голову над тем, чтобы изобрести какую-нибудь новую пытку. Он рассказал мне, что они даже обращались к отчетам испанской инквизиции и других исторических учреждений, касающимся применения истязаний, и переняли все, что находили там. Он не сказал мне, кому достался приз в этом ужасном состязании, но прочная репутация, которую завоевал себе повсюду в Армении Джевдет-бей, вали Вана, о деятельности которого в этом районе я уже рассказывал, дает ему право на превосходство в невиданной подлости. По всей стране Джевдет был известен как «подковщик из Башкале», т. к. этот знаток по части пыток изобрел то, что, конечно, было шедевром, лучшим из всего, известного ранее: именно он подбивал лошадиные подковы к ступням своих жертв армян.
Но все же эти случаи были лишь частью того, что газеты обычно называли армянскими ужасами; они являлись только подготовительными шагами в деле уничтожения нации.
Младотурки проявили большую изобретательность, чем их предшественник Абдул-Гамид. Свергнутый султан просто приказывал «убивать, убивать», в то время как турецкая демократия действовала по совершенно новому плану. Вместо неприкрытой резни армян они решили выслать их. На юге и юго-востоке Оттоманской империи находятся Сирийская пустыня и Месопотамская долина. Хотя часть этого района уже была некогда районом процветающей цивилизации, за последние пять веков эта цивилизация пришла в состояние упадка, что вообще стало жребием любой страны, подпавшей под Турецкое владычество; теперь она является безлюдной пустыней без городов и селений или каких-либо признаков жизни... Только самые усердные рабочие, потратив много лет, могли бы превратить эти пустыню в место, пригодное для постоянного жительства сколько-нибудь значительного числа людей. Центральное правительство объявило теперь о своем намерении собрать около двух миллионов или больше армян в некоторых частях Империи и перевезти их в этот заброшенный и негостеприимный район. Даже если бы оно предприняло такое переселение с добрыми намерениями, то и это явилось бы верхом жестокости и несправедливости. Но дело в том, что турки никогда и не думали позволить армянам создать себе жизнь в этой новой стране. Они знали, что подавляющее большинство их ни за что не достигнет пункта своего назначения, а те, кто достигнет его, либо умрут от жажды и голода, либо будут убиты дикими магометанскими племенами, населяющими пустыню. Истинной целью депортации было ограбление и уничтожение; это действительно является новым методом резни. Когда турецкие власти отдавали приказ об этих высылках, они фактически выносили смертный приговор целой нации; они это прекрасно понимали и в разговорах со мною не делали особых попыток скрыть этот факт. Высылка происходила в течение всей весны и лета 1915 г. Она не коснулась только больших городов — Константинополя, Смирны и Алеппо; все же другие места, где имелась хоть одна армянская семья, стали ареной неописуемых трагедий. Едва ли были сделаны исключения хотя бы для одного армянина, независимо от его образования, благосостояния или классовой принадлежности. В некоторых селениях за один или два дня до высылки были вывешены приказы, обязывающие все армянское население явиться в определенное место в назначенный час, а в других местах городской глашатай проходил по улицам и оглашал приказ устно. В некоторых местах не делалось ни малейшего предупреждения об этом. Перед домом армян появлялись жандармы и приказывали всем его обитателям следовать за ними. Женщин, занятых своей домашней работой, уводили, не давая им возможности переодеться. Полиция появлялась перед ними так же неожиданно как было неожиданным извержение Везувия для Помпеи. Женщины отрывались от корыт, дети выхватывались прямо из постели, в печи оставался недопеченным хлеб, обед семьи — незаконченным, дети забирались прямо из школьного класса, оставив учебники открытыми, мужчины были вынуждены бросать свои плуги посреди поля и оставлять скот в горах. Даже женщин, только что родивших, заставляли вставать с постели и присоединяться со спящими детьми на руках к панически настроенной толпе. Люди успевали второпях захватить с собой из своих домашних пожитков шаль, одеяло и, возможно, немного пищи. На их неистовые вопросы: «Куда мы идем?» — жандармы удостаивали их только одним ответом: «Во внутренние области страны».
В некоторых случаях выселенцам давалось несколько часов и в исключительных случаях — несколько дней для того, чтобы распорядиться своим имуществом и домашними вещами. Но то, что происходило после этого, сводилось к открытому грабежу. Они могли продать вещи только туркам, и поскольку как покупатель, так и продающий знали, что накопленное за всю жизнь добро должно быть продано за один только или два дня, то продажа происходила, по ценам, составляющим лишь небольшую часть настоящей стоимости вещей. Швейная машина продавалась за один или 2 доллара, корова— за один доллар, меблировка всего дома — за скудные гроши. Во многих случаях армянам запрещалось продавать, а туркам покупать даже по этим смехотворно низким ценам под тем предлогом, что правительство якобы намеревается продать эти домашние вещи, чтобы заплатить кредиторам армян. Их мебель перевозилась в склады или выставлялась в публичных местах, где она расхищалась турками. Правительственные чиновники предупреждали армян, что поскольку депортация является временной мерой и они по окончании войны вернутся обратно, то им не разрешается продавать свои дома. Но не успевали бывшие хозяева домов покинуть селение, как в их квартиры вселялись магометане-переселенцы из других областей Турции. Аналогичным образом все ценные вещи армян: деньги, кольца, часы и драгоценности, — забирались в полицию якобы для «надежного хранения» до возвращения их хозяев, а затем распределялись между турками. Но эти грабежи причиняли высланным сравнительно меньше страданий, ибо им приходилось видеть гораздо более ужасные и душераздирающие сцены. Систематическое истребление мужчин продолжалось. Уничтожению подвергались и те мужчины, которые уцелели во время предыдущих казней, о которых я уже рассказывал. Еще до отправления харавана установилась такая практика: юношей отделяли от их семей, связывали вместе по четыре человека, уводили на окраины селения и расстреливали там. Беспрерывно происходили массовые казни без суда; единственная вина этих жертв заключалась в том, что они были армяне. Особую страсть проявляли жандармы к уничтожению образованных и влиятельных людей. Я беспрерывно получал сообщения о таких казнях от американских консулов и миссионеров, и многие события, которые они описывали, никогда не изгладятся из моей памяти. В Ангоре все мужчины-армяне в возрасте от пятнадцати до семидесяти лет были арестованы, связаны по 4 человека и уведены по дороге в направлении Кесарии. Когда через пять-шесть часов ходьбы они достигли уединенной долины, на них напала толпа... с дубинами, молотками, топорами, косами, лопатами и пилами. Такие инструменты не только вызывали более мучительную смерть, чем ружья и пистолеты, но они, как хвастались сами турки, были более выгодными в смысле экономичности, ибо отпадала необходимость тратить порох и пули. Таким способом они уничтожили все мужское население Ангоры, включая богатых и образованных мужчин, а их страшно изуродованные тела были оставлены в долине, на пожирание диких зверей... В Трапезунде мужчины были посажены в лодки и отправлены в Черное море. С ними в лодках были жандармы, которые расстреливали их, а трупы сбрасывали в воду.
Поэтому, когда был дан сигнал к отправлению караванов, то стало ясно, что они состоят почти всегда из женщин, детей и стариков. Всякий, кто захотел бы спасти их от ожидавшей участи, был бы убит на месте. Когда караван отправлялся в путь, префект города нередко иронически желал им «приятного путешествия». Иногда до отправления каравана женщинам предлагали принять магометанскую веру. Но даже в тех случаях, когда некоторые соглашались на это, их земные мучения не заканчивались. Вновь обращенную принуждали отдать своих детей в так называемый «мусульманский приют» и согласиться с тем, чтобы они обучались там как доказательство искренности своего перехода в другую веру, от нее требовали, чтобы она вышла замуж за мусульманина. Если никто из магометан не предлагал ей замужества, то ее отправляли в изгнание, независимо от ее торжественного заявления о принятии ислама... Эти несчастные караваны двинулись из тысяч армянских городов и селений, запрудив все дороги, ведущие на юг; по мере продвижения они везде оставляли за собой огромное облако пыли и брошенные остатки вещей: стулья, одеяла, постельное белье, домашнюю утварь и другие мешающие им вещи, которые как бы отмечали их путь. Когда караваны только начали движение, люди еще походили на человеческие существа, но через несколько часов дорожная пыль покрывала их лица и одежду, грязь облепляла их ноги, и медленно двигающаяся толпа людей, зачастую согнутых от усталости или сошедших с ума от жестокости их «защитников», напоминала разновидность каких-то новых и странных животных. В течение всех 6 месяцев — с апреля до октября 1915 г., — наиболее удобных для передвижения, все дороги Малой Азии фактически были заполнены этими ужасными толпами изгнанных. Их можно было видеть в любой долине, почти во всех горах, шагающими без конца, неведомо куда, зная только, что любая дорога ведет к смерти. При ужасных обстоятельствах, о которых подробно было рассказано выше, армянское население покидало селение за селением, город за городом. Насколько нам удалось установить, за эти шесть месяцев в это ужасное путешествие в Сирийскую пустыню отправилось около 1 200 000 человек.
«Молитесь за нас», — говорили они, покидая свои очаги, в которых жили их предки еще около 2500 лет тому назад. «В этом мире мы больше не увидимся, но когда-нибудь мы встретимся. Молитесь за нас!».
Не успели армяне покинуть свои родные селения, как начались их мучения. Дороги, по которым им пришлось идти, были немного шире тропинки для осла, и то, что несколько часов назад было подобием стройной процессии, превратилось в беспорядочно толкающуюся толпу людей. Женщины были отделены от своих детей, а мужья — от жен. Старики вскоре потеряли связь со своими семьями и, быстро устав, натрудили ноги. Турки-кучера воловьих повозок, путем вымогательства заполучивши последние деньги от своих нанимателей, неожиданно высаживали их и, сбрасывая пожитки на дорогу, поворачивали обратно и возвращались в свои селения за другими жертвами. Таким образом, за короткое время фактически все — и молодые, и старики — были вынуждены идти пешком. Жандармы, которых правительство приставило якобы для защиты высланных, через несколько часов становились их мучителями. Они шли за своими жертвами с обнаженными штыками, подгоняя ими любого, кто проявлял намерение замедлить шаг, а тех, кто пытался отдохнуть или падал от усталости на дороге, с безграничной жестокостью принуждали догонять двигающуюся толпу. Они кололи штыком даже беременных женщин; если некоторые из них, как это часто случалось, рожали на дороге, их заставляли немедленно вставать и двигаться дальше...
Жестокость жандармов возрастала, видимо, потому, что путешествие затягивалось, казалось, они возмущались тем, что часть их жертв продолжает еще оставаться в живых.
Часто жандармы прикалывали штыком любого, кто падал, на дороге. Армяне умирали сотнями от голода и жажды. Даже когда они подходили к рекам, жандармы не разрешали им пить только для того, чтобы помучить их. Горячие солнечные лучи пустыни обжигали их полуобнаженные тела, а их босые ноги так болели от горячего песка пустыни, что тысячи людей падали и умирали на месте или были убиты там, где они упали. Таким образом, через несколько дней то, что было процессией нормальных человеческих существ, превратилось в бредущие толпы покрытых пылью скелетов, жадно ищущих пищу, съедающих любые отбросы, которые попадались им по пути, сошедших с ума от тех ужасов, которыми был полон каждый час их существования, страдающих всеми болезнями, какими сопровождаются такие трудности и лишения, но все еще погоняемых плетками, прикладами и штыками своих мучителей.
По мере своего продвижения они оставляли позади себя другой караван — караван мертвых и непохороненных трупов стариков и женщин, умерших в последней стадии тифа, дизентерии и холеры, маленьких детей, лежащих на спине и исторгающих свой последний жалкий вопль о пище и воде. Некоторые женщины протягивали своих детей незнакомым людям, умоляя взять их и спасти от мучителей и, получив отказ, бросали их в колодцы или оставляли в кустарниках, чтобы иметь таким образом возможность, по крайней мере, спокойно умереть. За ними оставалась маленькая армия девушек, которые были проданы в рабство, зачастую примерно за 8 центов... Цепь лагерей, переполненных больными и умирающими людьми, лежащими вперемешку с незахороненными или наполовину захороненными трупами — вот чем был отмечен путь движущихся толп. За ними постоянно следовали летящие в воздухе стаи стервятников и хищные собаки, которые вместе со стервятниками накидывались на трупы умерших. Наиболее страшные сцены происходили у рек, особенно у Евфрата. Иногда при переправе жандармы сталкивали женщин в воду, расстреливая всех, кто, плывя к берегу, пытался спастись. Часто женщины спасали свою честь, с детьми на руках бросаясь в реку. Я приведу место из отчета консула: «В последнюю неделю июня из Эрзерума были отправлены в изгнание последовательно несколько партий, и большинство этих людей было убито по дороге; их либо расстреляли, либо утопили. Мадам Заруи, пожилая, богатая леди, которая была сброшена в Евфрат, спаслась, уцепившись за подводный камень. Ей удалось добраться до берега, вернуться в Эрзрум и спрятаться там в доме своих друзей-турок. Она рассказывала князю Аргутинскому, представителю «Всероссийского городского союза» в Эрзеруме, что не может вспоминать без содрогания, как сотни детей были заколоты штыками турок и брошены в воды Евфрата и как мужчины и женщины, раздетые догола и связанные вместе по сотням, были расстреляны и сброшены в реку. Она рассказала, что в одном месте около Ерзнка, где Евфрат делает поворот, тысячи трупов образовали такую плотину, что река отклонилась от своего русла примерно на сто ярдов».
Абсурдными являются заверения турецкого правительства о том, что оно якобы серьезно намеревалось переселить армян на новые места; обращение с конвоируемыми партиями ясно показывает, что истинной целью Энвера и Талаата было уничтожение армян. Сколько людей из переселяемых на юг достигло пункта своего назначения в таких возмутительных условиях? Пример одного каравана показывает, как продуманно этот план депортации вылился в план уничтожения. Сообщения о подробностях, о которых идет речь, были получены мною непосредственно от американского консула в Алеппо, и эти документы находятся теперь в Государственном департаменте в Вашингтоне. Первого июня из Харберда вышла конвоируемая партия из трех тысяч армян, главным образом женщин, девушек и детей. Следуя своей обычной практике, правительство направило с ними эскорт из семидесяти жандармов под командой турецкого бея.
Практика уже показала, что эти жандармы вели себя отнюдь не как защитники, высланных, а скорее как их мучители и палачи. Не успел караван тронуться в путь, как бей собрал у высланных 400 лир якобы для того, чтобы надежнее оберегать их до прихода в Малатию; как только он отнял у них единственное, что могло обеспечить им по дороге пищу, он сбежал, оставив их на произвол жандармов.
На всем пути до Рас ул-Айна, который стал первой остановкой на багдадской линии, жизнь этих несчастных высланных была сплошным ужасом. Впереди каравана ехали жандармы, предупреждавшие полудикие горные племена о том, что приближаются несколько тысяч армянских женщин и девушек. Девушек начали похищать... На караван нападали горцы, которые насиловали, убивали женщин, причем к этой дикой оргии присоединились сами жандармы. Несколько мужчин из каравана один за другим были убиты... Наконец, пресытившись за тридцать дней грабежами, побоями, насилованием и убийством своих жертв, жандармы совсем покинули их. Через два дня на эту партию напали курды и согнали вместе всех оставшихся в живых мужчин, которых оказалось около 150 человек в возрасте от 15 до 90 лет; их сразу же увели в сторону и перебили всех до одного. Но в тот же самый день к партии, шедшей из Харберда, присоединилась другая партия из Себастии, увеличив тем самъш численность каравана до 18 000 человек...
В течение следующих пяти дней они не видели ни кусочка хлеба и ни капли воды. «Сотни людей умерли по дороге, — говорится в отчете, — их языки стали похожими на кусочек древесного угля, и когда через пять дней они подошли к источнику, естественно, вся партия кинулась к нему. Но здесь полицейские, преградив им путь, запретили взять хотя бы каплю воды. Они намеревались продавать воду по цене от одной до трех лир зa чашку, а иногда, получив деньги, они отказывались давать воду. В другом месте, где были колодцы, женщины бросались прямо в колодцы, т. к. не было веревки или ведра, чтобы зачерпнуть воду. Они тонули в .колодцах и, хотя их трупы оставались там и загрязняли воду, люди все же пили воду из этого колодца... Когда эти люди, совершенно нагие, шли мимо одного арабского селения, арабы, сжалившись над ними, дали им обрывки старой одежды, чтобы они могли прикрыть свою наготу. Некоторые из высланных, у которых еще были деньги, покупали себе кое-какую одежду, но все же многие голыми прошли весь путь до города Алеппо. Бедные женщины, стыдясь своей наготы, едва могли идти: все они шли, согнувшись вдвое.
На семнадцатый день эти бедные создания достигли Алеппо. Из объединенного каравана в 18 000 человек пункта своего назначения достигли только 150 женщин и детей. Некоторые наиболее привлекательные из них еще оставались живыми; они стали пленницами курдов и турок, все же остальные погибли.
Я рассказал отнюдь не самые ужасные подробности, так как полное описание этих оргий садистов, жертвами которых явились армяне-мужчины и женщины, никак не могут быть опубликованы в каком-либо американском издании. Этот несчастный, обреченный народ ежедневно испытывал на себе все преступления, какие только может изобрести извращенный инстинкт человеческого ума, и все утонченные пытки и мучения, какие только может себе представить самое богатое воображение. Я уверен, что во всей истории человечества нет стольких ужасающих фактов, как эта резня. Великие избиения и гонения, наблюдавшиеся в прошлом, кажутся почти незначительными по сравнению со страданиями армянской нации в 1915 г. Резня альбигойцев в начале тринадцатого века всегда считалась одним из самых печальных событий в истории. Во время этой вспышки фанатизма было убито около 60000 человек. В Варфоломеевскую ночь лишилось жизни около 30000 человеческих созданий. В Сицилийской вечерне, которая всегда фигурирует как одна из наиболее жестоких вспышек такого рода, было уничтожено 8000 человек. Целые тома написаны об испанской инквизиции времен Торквемады, и все же за восемнадцать лет его пребывания у власти было казнено немногим более 8000 еретиков. Возможно, что депортация армян более всего напоминает лишь одно событие — это изгнание евреев из Испании Фердинандом и Изабеллой. Согласно Прескотту, из своих домов были изгнаны и рассеяны по всей Африке и Европе 160 000 человек. Однако все эти гонения кажутся почти незначительными по сравнению со страданиями армян, которых было уничтожено по меньшей мере 600 тысяч, а возможно и 1 млн. человек.
Историю, рассказанную мной об армянах, я мог бы с некоторыми изменениями рассказать также и относительно греков н сирийцев. В действительности греки были первыми жертвами националистической идеи. Я уже описывал, как за несколько месяцев до начала европейской войны османское правительство начало переселять своих турецкоподданных греков с побережья Малой Азии... в течение трех или четырех месяцев более 100 000 греков были выселены из мест, где они жили столетиями, и переселены на побережье Средиземного моря, а оттуда на греческие острова и во внутренние области страны... Возможно, вследствие того, что цивилизованный мир не протестовал против этих переселений, турки впоследствии решили применить тот же метод, но в еще больших масштабах, не только к грекам, но и к армянам, сирийцам, несторианцам и к представителям других подвластных им народов. Действительно, Бедри-бей, префект полиции Константинополя, сам рассказывал одному из моих секретарей, что они решили применить такой же метод ко всем другим нациям Империи...
Henry Morgenthau. Ambassador Morgenthau's story.
Garden-City New York, 1918. p. 301-325.
по “Геноцид армян в Османской империи”, под.ред. М.Г.Нерсисяна, М.1982, стр.540-554
